trozenfeld1 (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
trozenfeld1) wrote2012-01-27 09:01 pm
trozenfeld1) wrote2012-01-27 09:01 pm
Entry tags:
- боль,
- моё дерево,
- память,
- прошлое,
- семья
...когда сжимает сердце желание внучатами побыть...
Январь месяц на дворе.
Месяц, который я всегда любила.
Новый год, день рождения, Татьянин день, школьные каникулы... Причин более, чем достаточно!
И вот так сложилось, что две мои бабушки умерли именно в январе.
Поэтому этот месяц у меня ещё и месяц поминовения.
Уже отплакано, уже спокойнее, уже всё больше и больше примиряешься с нормальным течением жизни. Уже смиряешься со смертью.
А горло сжимается, и слёзы - вот они, и хочется, чтоб они знали, что я их помню и очень люблю!
Бабушка Маня прожила долгую и очень трудную жизнь.
У всех жизнь не мед, конечно.
Но если посмотреть на даты рождения и смерти 1907 -1991, понятно, что в этот прочерк меду ними вместилось и смутное время после революции, становление колхоза, война, восстановление после войны, запустение деревень...
И между всем этим тяжёлая деревенская работа, рождение 9 детей, смерть 4 из них, раненый муж после фронта, потом и его смерть...
И всё время тащить, тащить, не останавливаясь на отдых, не давая себе спуска!
Я не знаю, я не слышала, чтоб она жаловалась.
Но я не понимаю. как можно было это всё выдержать?!
Ведь когда-то же она плакала в подушку... За трудную семейную жизнь, за неласковых порой детей, за голод, за страх, за болезни и смерть...
А я помню совсем не это.
Я помню, как моя деревенская простая бабушка рассказывала мне перед сном про свою жизнь. Это было вместо чтения сказок.
За печкой, на полатях.
Как я просыпалась по утрам от того, что уже топилась печка, или гремели чугунки и ухваты. Или гремели вёдра в сенях.
Да полно работы в деревне! Я просто не помню, чтоб она сидела!
Нет, помню... Когда лил проливной дождь, мы сидели на крыльце, ели картошку с солёными огурцами, а потом пели песни.
А ещё когда от грозы вырубило пробки, и мы с керосиновой лампой играли в дурака.
Вот такое было моё раннее развитие: игра в дурака, истории из жизни, помощь в огороде.
И ещё помню, как ходили по разным местам вокруг деревни, за грибами, за ягодами... И у каждого лужка, пригорка, овражка было своё название.
И всё это казалось мне огромным преогромным миром.
И было это чудесно!
Бабушка Маня умерла за один день до своего рождения. Вместо праздника мы поехали её хоронить.
А другая моя бабушка, бабушка Надя, была городская.
Родилась в деревне, конечно, но потом уехала в город Клин. Проработала на стекольном заводе около 30 лет, получила комнату от работы в коммунальной квартире.
В ту комнату меня и привезли из роддома.
Я до сих пор помню и комнату, и окно, и балкон, и кухню...
Помню цвет и ширину половиц, помню как по вечерам прижималась лбом к стеклу на кухне и слушала поезда...
Так вот моя бабушка Надя была городская. Она не ходила в фартуке и не подвязывала по-деревенски платок.
Наоборот, она ходила в парикмахерскую и красила брови. Элегантно одевалась и вообще следила за собой.
Жизнь тоже была не сахар. Несчастливая личная жизнь, единственная дочь, моя мама. Потом я узнала, как они жили, практически вдвоём, держась друг за дружку...
Но то время, с которого я помню себя, мама была замужем, бабушка жила отдельно, виделись мы изредка.
Мне она казалось очень строгой почему-то. Скорее всего потому, что она всегда держала себя в руках в присутствии кого бы то ни было.
Вот просто так надо было - быть сильной, не расслабляться. А то ведь тоже некому поплакаться.
Потом бабушка стала болеть, долго и тяжело. Мы её навещали в больнице, и я лопала гостинцы, которые мы её приносили (картошка с подсолнечным маслом и луком дома не была такой вкусной...).
Потом мама навещала её одна, а я оставалась с годовалым братишкой дома.
Потом она стала жить с нами. И оказалось, что бабушка Надя очень ранимый человек. И терпеливый. И ещё очень счастливый оттого, что рядом с ней была её дочка, моя мама. Которая в ней души не чаяла.
Потом произошли некоторые перемены в нашей жизни. Мы стали вместе жить. Бабушка уже не работала, а посвятила всю себя нашей семье.
Штопка носков и колготок, глажка одежды, готовка еды...
Бабушкин гуляш, бабушкины пирожки - так до сих пор называются те, бабушкины блюда.
А ещё я помню, как бабушка Надя меня провожала и встречала - у окна.
Если я уходила, то обязательно оборачивалась несколько раз и всегда в окне стояла фигура бабушки. И мы с ней махали друг дружке. Пока окна не скрывались из вида...
И если я возвращалась, задерживаясь, то меня всегда ждали у окна.
Это оказывается очень важно, когда тебя ждут...
И ещё, одно очень сокровенное воспоминание.
В день моего отъезда в Израиль, когда все сумки и чемоданы были уложены, когда все провожающие родные и друзья уже спустились к машинам, и я вот- вот тоже навсегда должна уже была выйти за порог, меня остановила мама.
Говорить она не могла. Остановила просто за руку.
И вот моя бабушка, в общем-то неверующая (большинство так жило, и бабушка просила других бабушек, церковных, записочку батюшке отдать, чтоб помянул), меня перекрестила.
Это пустяк кому-то. Кто-то не верит, у кого-то всегда в семье религия жила...
Но тут это было очень необычно, очень дорого, очень важно. Я никогда раньше не видела, чтоб бабушка Надя перекрестила себя или кого-то. А вот тут...
И я поняла, что в этом крестном знамении заключена огромная сила...
И, может быть, и поэтому тоже живу я на свете хорошо и счастливо. Однозначно не так невыносимо тяжело, как две мои бабушки...
Месяц, который я всегда любила.
Новый год, день рождения, Татьянин день, школьные каникулы... Причин более, чем достаточно!
И вот так сложилось, что две мои бабушки умерли именно в январе.
Поэтому этот месяц у меня ещё и месяц поминовения.
Уже отплакано, уже спокойнее, уже всё больше и больше примиряешься с нормальным течением жизни. Уже смиряешься со смертью.
А горло сжимается, и слёзы - вот они, и хочется, чтоб они знали, что я их помню и очень люблю!
Бабушка Маня прожила долгую и очень трудную жизнь.
У всех жизнь не мед, конечно.
Но если посмотреть на даты рождения и смерти 1907 -1991, понятно, что в этот прочерк меду ними вместилось и смутное время после революции, становление колхоза, война, восстановление после войны, запустение деревень...
И между всем этим тяжёлая деревенская работа, рождение 9 детей, смерть 4 из них, раненый муж после фронта, потом и его смерть...
И всё время тащить, тащить, не останавливаясь на отдых, не давая себе спуска!
Я не знаю, я не слышала, чтоб она жаловалась.
Но я не понимаю. как можно было это всё выдержать?!
Ведь когда-то же она плакала в подушку... За трудную семейную жизнь, за неласковых порой детей, за голод, за страх, за болезни и смерть...
А я помню совсем не это.
Я помню, как моя деревенская простая бабушка рассказывала мне перед сном про свою жизнь. Это было вместо чтения сказок.
За печкой, на полатях.
Как я просыпалась по утрам от того, что уже топилась печка, или гремели чугунки и ухваты. Или гремели вёдра в сенях.
Да полно работы в деревне! Я просто не помню, чтоб она сидела!
Нет, помню... Когда лил проливной дождь, мы сидели на крыльце, ели картошку с солёными огурцами, а потом пели песни.
А ещё когда от грозы вырубило пробки, и мы с керосиновой лампой играли в дурака.
Вот такое было моё раннее развитие: игра в дурака, истории из жизни, помощь в огороде.
И ещё помню, как ходили по разным местам вокруг деревни, за грибами, за ягодами... И у каждого лужка, пригорка, овражка было своё название.
И всё это казалось мне огромным преогромным миром.
И было это чудесно!
Бабушка Маня умерла за один день до своего рождения. Вместо праздника мы поехали её хоронить.
А другая моя бабушка, бабушка Надя, была городская.
Родилась в деревне, конечно, но потом уехала в город Клин. Проработала на стекольном заводе около 30 лет, получила комнату от работы в коммунальной квартире.
В ту комнату меня и привезли из роддома.
Я до сих пор помню и комнату, и окно, и балкон, и кухню...
Помню цвет и ширину половиц, помню как по вечерам прижималась лбом к стеклу на кухне и слушала поезда...
Так вот моя бабушка Надя была городская. Она не ходила в фартуке и не подвязывала по-деревенски платок.
Наоборот, она ходила в парикмахерскую и красила брови. Элегантно одевалась и вообще следила за собой.
Жизнь тоже была не сахар. Несчастливая личная жизнь, единственная дочь, моя мама. Потом я узнала, как они жили, практически вдвоём, держась друг за дружку...
Но то время, с которого я помню себя, мама была замужем, бабушка жила отдельно, виделись мы изредка.
Мне она казалось очень строгой почему-то. Скорее всего потому, что она всегда держала себя в руках в присутствии кого бы то ни было.
Вот просто так надо было - быть сильной, не расслабляться. А то ведь тоже некому поплакаться.
Потом бабушка стала болеть, долго и тяжело. Мы её навещали в больнице, и я лопала гостинцы, которые мы её приносили (картошка с подсолнечным маслом и луком дома не была такой вкусной...).
Потом мама навещала её одна, а я оставалась с годовалым братишкой дома.
Потом она стала жить с нами. И оказалось, что бабушка Надя очень ранимый человек. И терпеливый. И ещё очень счастливый оттого, что рядом с ней была её дочка, моя мама. Которая в ней души не чаяла.
Потом произошли некоторые перемены в нашей жизни. Мы стали вместе жить. Бабушка уже не работала, а посвятила всю себя нашей семье.
Штопка носков и колготок, глажка одежды, готовка еды...
Бабушкин гуляш, бабушкины пирожки - так до сих пор называются те, бабушкины блюда.
А ещё я помню, как бабушка Надя меня провожала и встречала - у окна.
Если я уходила, то обязательно оборачивалась несколько раз и всегда в окне стояла фигура бабушки. И мы с ней махали друг дружке. Пока окна не скрывались из вида...
И если я возвращалась, задерживаясь, то меня всегда ждали у окна.
Это оказывается очень важно, когда тебя ждут...
И ещё, одно очень сокровенное воспоминание.
В день моего отъезда в Израиль, когда все сумки и чемоданы были уложены, когда все провожающие родные и друзья уже спустились к машинам, и я вот- вот тоже навсегда должна уже была выйти за порог, меня остановила мама.
Говорить она не могла. Остановила просто за руку.
И вот моя бабушка, в общем-то неверующая (большинство так жило, и бабушка просила других бабушек, церковных, записочку батюшке отдать, чтоб помянул), меня перекрестила.
Это пустяк кому-то. Кто-то не верит, у кого-то всегда в семье религия жила...
Но тут это было очень необычно, очень дорого, очень важно. Я никогда раньше не видела, чтоб бабушка Надя перекрестила себя или кого-то. А вот тут...
И я поняла, что в этом крестном знамении заключена огромная сила...
И, может быть, и поэтому тоже живу я на свете хорошо и счастливо. Однозначно не так невыносимо тяжело, как две мои бабушки...
no subject
no subject
спасибо, что прочитала...
no subject
no subject
Недавно наткнулась на книгу Катишонок "Жили были дед и баба", почитай, там про них, про наших бабушек. Посоветовала книгу маме, она читала и плакала.
no subject
no subject
no subject
no subject
спасибо.
no subject
no subject
no subject
no subject